К 70-ЛЕТИЮ ПОБЕДЫ
ОНИ ЗАЩИТИЛИ МОСКВУ
Давно обратил внимание на эту семейную пару. Он – чаще в парадном полковничьем мундире со множеством орденов и медалей, она – в безукоризненном «гражданском» костюме, на котором также немало боевых и трудовых наград. Оба – интеллигентны, спокойны, полны внутреннего достоинства, предупредительны и внимательны друг к другу. Заметил: в любой аудитории при появлении этих двух немолодых людей все взоры мгновенно устремляются к ним, публика как бы замирает на время. Проходит шёпоток восхищения: «Дябины!».
В канун 60-летия Победы подарил им свою книжку «О воинах и войнах», но так и не осмелился напроситься на «деловую» встречу. Помог случай: в музее истории Ярославля увидел портрет Почётного гражданина города В.С.Дябина и услышал слова тогдашнего директора В.Г.Извекова: «Уникальный, легендарный человек. Ты зайди к ним».
Позвонив, услышал приветливый голос Раисы Николаевны: «Очень рады. Приходите в любое время».
Чистота и порядок в комнатах у ветеранов Великой Отечественной войны, как говорится, образцовые. Ничего лишнего – шкаф с книжными полками, диван, два стула. На стенах – полотна известных ярославских художников. И фотографии, которые сразу приковали моё внимание.
- О них чуть позже, - с улыбкой говорит Владимир Степанович, жестом приглашая за небольшой журнальный столик, на котором аккуратными стопочками разложены тронутые временем документы. – А сначала – вот это.
У меня в руках пожелтевшая фотография молодого красивого военного в пилотке с двумя кубарями в петлицах. На обороте чернилами надпись:
«Выпускник Тамбовского кавалерийского училища имени 1-й Конной армии лейтенант Дябин Владимир Степанович. В должности командира пулемётного эскадрона станковых пулемётов «Максим» 116-го кавалерийского полка 31-й отдельной кавалерийской дивизии принимал активное участие в оборонительных, а затем в наступательных боях под Москвой в октябре-декабре 1941 года, а также 31 декабря 1941 года в освобождении города Калуги от немецко-фашистских войск».
- Так Вы кавалеристом были? – спрашиваю с удивлением.
- Ещё до войны поступил в кавалерийское училище, окончил его комэском. А вот войну заканчивал танкистом. Такая уж фронтовая судьба.
Оценив моё нетерпение, с улыбкой продолжает:
- Кавалеристы делились на «сабельников» и пулемётчиков. Это те, что на тачанках. В обеих ипостасях побывал. И сабелькой пришлось помахать, и «максимушку» потаскать, - под шестьдесят кило со снаряжением. В основном, рейды по тылам врага совершали, причём почти всегда по ночам. Ведь главное дело конницы – внезапность. Километров по пятьдесят, бывало, наматывали на сутки. Налетим, разгромим штаб или какое соединение, и – нету нас. Ищи-свищи. Немцы нас, «казаков», очень боялись и ненавидели. И это всё как раз под Москвой и было, ещё до наступления. Отступали, конечно, вместе со всей армией от Тулы на Целиноград, на Новомосковск к Кашире. А вот с Каширы для меня и началось то самое наступление, когда погнали немцев неостановимо.
Из служебной характеристики на гвардии майора В.С.Дябина: «Битва под Москвой, рейды по тылам врага в районе Вязьмы, затем Западный фронт: бои за Харьков, взятие Киева, Житомира, Луцка, освобождение Украины, Болоруссии, Польши…»
На минуту задумывается, продолжает, полистав объёмную рукописную книгу:
- Между прочим, первыми ворвались в Калугу конники нашей 31-й кавалерийской дивизии, за что ей уже в первой половине января 42-го было присвоено звание гвардейской. До сих пор гордость переполняет, как вспомню торжественное построение… Кровопролитнейшие бои были за освобождение Вязьмы. Такого количества немецких трупов никогда потом не видел за всю войну. Ненависти к врагу накопилось столько, что с голыми руками готовы были идти в бой. А мы всё время двигались вперёд, отрывались от баз снабжения. Подножным кормом лошадей кормили. Сами не доедали, а коней боевых подкармливали из своего продпайка.
Голос Владимира Степановича дрогнул, а Раиса Николаевна, погладив ладонь мужа, уважительно сказала:
- До сих пор клички всех коней в полку помнит!
- Здесь ничего странного как раз и нет, - успокаивается фронтовик. – От него, от коня, зависит многое, если не всё. Вот однажды – это как раз в районе Вязьмы – послали нас с ординарцем установить связь с соседним подразделением. И вот в какой-то деревеньке напоролись на немцев. Те сначала бежать при виде конников, а потом видят, что нас двое – и в кольцо брать. Вот кони нас тогда и унесли от верной смерти. Как тут не отдашь последний кусок боевому товарищу! Да и потом, когда несколько суток к своим пробивались, коней берегли, как своих родных. Кругом немцы, а у нас – ППШ у ординарца да мой лейтенантский ТТ. Потом, правда, «щмайсерок» фрицевский раздобыли с парой магазинов… А двенадцатого февраля меня сильно контузило. Отправили в госпиталь, да через пару дней я сбежал оттуда. Попал в 1-й гвардейский кавкорпус, куда вошла затем и наша 31-я кавалерийская дивизия. Вот тогда и назначили комэском.
Раиса Николаевна показывает карманного формата фотографию привлекательной девушки в солдатской форме:
- А вот такой я и была, когда летом 42-го впервые увидела молодого подтянутого офицера со шпорами на сапогах и кавалерийской кубанке. С тех пор, исключая годы войны, и не расстаёмся…
Из рассказа Р.Н.Дябиной.
«21 июня – выпускной бал в нашей школе-десятилетке города Егорьевска, что под Москвой. А уже 27-го я – медсестра ППГ (полевой передвижной госпиталь) № 497. Немец наступал стремительно, осенью был уже под Москвой. Ходят слухи, что сданы врагу Подольск, Истра, Малоярославец. И страх был, и паника в душе. Но это от неясности обстановки. А когда узнали, что на Красной площади в Москве состоялся военный парад, стало намного легче. Поверили в себя, в страну, в правительство, которое, как сначала говорили, уехало из столицы. Вокруг Москвы копали противотанковые рвы, строили ДОТы, ДЗОТы, «ежи» устанавливали, аэростаты появились. Очень толково была продумана маскировка. С воздуха ничего понять было невозможно… Помню, идём по Васильевскому спуску, а по радио передают, что немцы взяли Красную Поляну. А это – двадцать шесть километров от Москвы. На их танках – час езды, даже по снегу… Кстати, от тех дней навсегда остались в памяти нескончаемый поток раненых и мороз. До сорока двух, бывало, доходил. Лютее и не припомню. Но главное - люди гибли от немецких пуль и снарядов. Начали бомбить Москву, листовки сбрасывают: «Москву взяли, сдавайтесь!». И вот 5 декабря 1941 года началось контрнаступление. О многом, что довелось увидеть и испытать, даже рассказывать жутко… Помню, 31 декабря освободили Калугу. Сто семьдесят шесть километров прошли без отдыха, со страшными потерями, но отогнали немцев от Москвы. Правда, «застряла» несколько Руза, но в победу уже поверили, остановить нас уже ничто не могло…».
Задумчиво цитирует из Юлии Друниной: «Растут в степи солдатские могилы. Идёт в шинели молодость моя».
Спрашиваю о последующих «огненных вёрстах». Охотно продолжает:
«Осенью 42-го освободили Смоленск. Город был полностью разрушен. Сохранились лишь крепостная стена и, как ни странно, здание театра. Поскольку ни одного дома не уцелело, наш госпиталь разместился в пригороде. Вот тогда и был самый большой наплыв раненых. Без конца подвозили. Все худые, измождённые. Но вот что удивительно: за всю войну почти не видела больных, то есть простуженных. Обморожений было много, а вот чтобы болели чем – не припомню. Наверное, это связано с теми страшными условиями, в которых оказался человек, но факт есть факт. Очень часто кровь приходилось сдавать, даже привычным делом стало. И вот ещё что. В 41-м, помню, обрабатываю рану пленному немцу, – упитанный такой фриц, - а он мне огромный кулачище к носу: «Хайль Гитлер!». А вот уже под Смоленском спесь-то у них сбили. Смотреть было противно, какими они, «сверхчеловеки», по Москве шли, а за ними – поливальные машины, нечисть смывали… В общем, сначала наш госпиталь был в подчинении Западного фронта, затем 1-го Белорусского. С ним и закончили войну в Кенигсберге. Награждена орденом Отечественной войны, медалью «За боевые заслуги», «За взятие Кенигсберга» и другими. Но самая для меня дорогая медаль – «За оборону Москвы». Самая дорогая и памятная.
Осторожно перевожу разговор на то, как произошло знакомство с Владимиром Степановичем. Раиса Николаевна оживляется.
- Летом 42-го после освобождения Калуги в одну из передышек командование разрешило нам устроить танцы. Война в самом разгаре, но мы же молодые, по восемнадцать-девятнадцать лет, потанцевать хочется. Наш госпиталь тогда в составе 3-го Белорусского фронта был. В общем, подходит ко мне офицер-конник, приглашает танцевать. Затем до госпиталя проводил. А на второй день подводит меня к чудом уцелевшему зданию с вывеской «Загс», оформляет какой-то документ. Тут же прячет его в карман гимнастёрки и… уезжает на фронт, в свою часть. И целых четыре года – ни весточки, ни слуху, ни духу. Думала, погиб. Сразу после войны поступила в Московский пединститут. И вот 27 декабря 1945 года ко мне, первокурснице, является майор с «иконостасом» боевых наград… Словно во сне. До сих пор вспоминаю, как нечто ирреальное. Но так и было. В общем, Новый 46-й год встречали семейной парой… Но вот что интересно: тот документ, датированный 29 июля 1942 года с названием «Свидетельство о браке», он показал мне только через пятьдесят лет. Шутник! Всю войну проносил в кармане гимнастёрки, и потом, говорит, хранил, как зеницу ока. Так что в будущем году будем отмечать семидесятилетие супружеской жизни.
Раиса Николаевна с нескрываемой нежностью смотрит на мужа:
- Он всегда был таким, «казак лихой, орёл степной» - смелый, иногда до безрассудства, и решительный. Ответственный очень. И настойчивый, чего решит – добивался всегда. Честности и принципиальности тоже не занимать. Сослуживцы ценили в нём открытость, доброту, верность слову и дружбе. Он и сейчас такой же. Наверное, и в моём характере есть что-то похожее. Это нас и роднит, и даёт силы жить по совести. Никогда без забот не жили. Но могу смело сказать, что за все эти годы ни разу не поссорились, не поругались. Не помню, чтобы он или я повысили друг на друга голос. Он – скромный по натуре человек. Я тоже не люблю, чтобы со мной носились, как с писаной торбой. Кстати, долгое время не понимала, почему в компаниях фронтовиков офицеры первый тост всегда поднимали за Владимира Степановича. Как ни допытывалась - не говорит, уходит от ответа, отшучивается. А ведь если бы не он, гвардии майор Дябин, могли бы и часть расформировать, и комдива под трибунал. Но об этом в другой раз… На жизнь не жалуюсь. Благодарна судьбе, что жила в это нелёгкое время, что встретила любимого человека, что есть дети, внуки и правнуки.
На вопрос, что наиболее памятно, уверенно отвечает:
- Всё памятно. Начнёшь вспоминать, и остановиться не можешь. Опять в те страшные условия погружаешься. Вот и вы мою память расшевелили. Но чаще всего вспоминается, конечно, декабрь сорок первого. Не только я, а вообще все, кто мог держать оружие, рвались на передовую…
14 февраля 2013 года Владимира Степановича не стало. Раиса Николаевна очередной свой день рождения будет отмечать 14 сентября.
Евгений ГУСЕВ,
член Союза писателей России
«В МОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ НАЧАЛАСЬ ВОЙНА»
На протяжении двадцати с лишним лет в начале каждого июня, словно молитву, твержу эти стихотворные строчки: «Мой день рожденья знает вся страна, в мой день рожденья началась война».
О самой страшной и трагической дате в истории нашей родины от имени всего народа, от имени всего героического, легендарного поколения фронтовиков наиболее точно и мужественно, на мой взгляд, сказал поэт К.Симонов:
Тот самый длинный день в году
С его безоблачной погодой
Нам выдал общую беду
На всех, на все четыре года.
Поэты фронтового поколения… Это тема не одной публикации, и мы, надеюсь, ещё не раз обратимся к ней. Сегодня же речь пойдёт о человеке, которого, по его собственному признанию, «поэтом сделала война», - о замечательном ярославском писателе П.П.Голосове, которому в нынешнем году исполнилось бы 94 года.
Да, именно в «самый длинный день в году», то есть 22 июня 1921 года в посёлке Старый Некоуз Ярославской области и родился будущий большой русский поэт. Это о его, Павла Голосова, погодках строфа поэта-фронтовика Д.Самойлова:
Они шумели буйным лесом,
В них были вера и доверье.
А их повыбило железом,
И леса нет – одни деревья.
23 июня 41-го года третьекурсник Ленинградского пединститута Павел Голосов подаёт заявление в военкомат, и уже через десять дней попадает на фронт. В том же году – курсы младших командиров в Гатчине. Затем - Волховский фронт. Страшные оборонительные бои, сдача врагу города Пушкин. Обморожение, дистрофия от систематического недоедания. После госпиталя в апреле 42-го красноармеец Голосов направлен в гаубичную артиллерию, затем в роту связи. В феврале 43-го подал заявление в кандидаты, и в августе того же года был принят в члены КПСС.
Вот как, спустя годы, поэт Павел Голосов описал своё первое боевое крещение:
Не чаял я, что свет увижу,
Как сердце визгом леденя,
Винтились бомбы – ниже, ниже,
И все – в меня. И все – в меня.
Участвовал в прорыве блокады Ленинграда. В январе 44-го парторг пулемётной роты 190-го стрелкового полка 63-й Краснознамённой гвардейской дивизии во время боя в районе Вороньей горы получил тяжёлое ранение – осколками вражеского снаряда были перебиты обе ноги. В Ленинградском госпитале при свечах и керосиновой лампе – полуторачасовая операция без наркоза. В результате – инвалидность, костыли… В таком виде и появился молодой учитель русского языка и литературы перед учениками Некоузской школы в 1945 году.
Далее была работа в местной газете «Голос льновода», в секторе печати Ярославского обкома партии. Будучи собственным корреспондентом областной газеты «Северный рабочий», писал статьи, репортажи, очерки, фельетоны. Без отрыва, так сказать, от производства в 1958 году окончил Высшую партийную школу при ЦК КПСС.
Но главным для журналиста Голосова всегда была поэзия, стихи. Стали выходить поэтические книги. Не заметить талантливого автора было нельзя, и в 1964 году Павел Павлович принят в члены Союза писателей СССР.
А первые его стихи появились на страницах ярославской газеты «Сталинская смена», (затем - «Юность») ещё в 1938 году. Впоследствии поэт Павел Голосов - втор стихотворных сборников «Солнечное утро», «День рождения», «Волшебная сумка», «Озарённая солнцем», «Стихи для детей», «Добрая красота», «Кленовые листья», «Возраст верности», «Утренний след», «Звёздная память», «Застенчивая нежность», издаваемых в Москве и Ярославле. За боевые подвиги старший лейтенант в отставке награждён Орденом славы 3 степени, орденом Отечественной войны 1 степени, медалями «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией» и другими.
Не стало поэта, воина-победителя 30 декабря 1988 года. Но навсегда остались и будут жить вечно его стихи, в частности это:
…Когда вам скажут, что в бою
Совсем не страшно, - вы не верьте.
Но побеждают смерть свою
Идущие навстречу смерти.
Пусть бросит в меня камень тот, кто увидит здесь перепев друнинского «Я только раз видала рукопашный…». Эти строки мог написать только человек, победивший смерть, шедший всегда навстречу жизни.
Для многих памятно его стихотворение, ставшее хрестоматийным:
Мой день рожденья знает вся страна.
Не красная, не праздничная дата,
А на граните запечатлена
И в совестливой памяти солдата…
…В мой день рожденья началась война.
Совестливая память Ярославцев навсегда сохранит имя замечательного поэта Павла Голосова. Как подтверждение тому - недавняя моя встреча с руководителем ярославской библиотеки № 8 Гороховой Мариной Семёновной и её заместителем Ириной Валентиновной Бизиной. Эти неравнодушные, добросердечные женщины собрали массу материалов о писателе, книги с его автографами, фотографии, рукописные материалы, газетные публикации и многое другое. Особая гордость библиотеки - пишущая машинка поэта и его писательский и журналистский членские билеты. Ведётся активная переписка с родственникам, проживающими в С.-Петербурге. Начата работа по установлению мемориальной доски поэту на доме, где он жил. А 28 июня, насколько мне известно, Марина Семёновна собирается в Некоуз на краеведческие чтения, где будет делать доклад о творчестве нашего выдающегося земляка, внёсшего неоценимый вклад в ярославскую и отечественную литературу, обогатившего русскую словесность – поэта П.П.Голосова.
Евгений ГУСЕВ,
член Союза писателей России
ПИСАТЕЛЬСКОГО ПОЛКУ УБЫЛО
Не стало большого русского писателя и журналиста, ветерана Великой Отечественной войны И.А.Смирнова. Ушёл из жизни через день после своего 93-летия в январе прошлого года. Осиротела ярославская литература, остались без правофлангового.
Едва ли не ежедневно в последние три-четыре года заходил к нему или созванивались. Мне не терпелось услышать рассказы старейшего ярославского писателя, основателя Всероссийского Некрасовского праздника поэзии в Карабихе, 18 лет руководившего областной писательской организацией, члена Союза писателей с 1963 года, а ему – узнать всё до мельчайших подробностей о литературной жизни, чем заняты собратья по перу.
Приходя домой, первым делом бросался заносить в дневник впечатления от встречи, рассказы мастера. Сейчас, перечитывая, диву даюсь: ни в чём не повторился ветеран писательского цеха, раз за разом открывая всё новые страницы творческой жизни людей и организации, истории ярославской литературы. Но говорил с улыбкой, если заходила речь о возрасте:
- Патриарх отечественной литературы Михалков Сергей Владимирович был постарше!
Кстати, в своё время литературные пути двух этих писателей пересеклись самым неожиданным образом. В семидесятых годах МВД СССР объявило конкурс на лучшее произведение о милиции. Первое место за «Дядю Стёпу – милиционера» получил знаменитый автор Советского гимна, а второе – ярославский поэт Иван Смирнов за стихотворение о милиционере, спасшем девочку…
Нелёгкая судьба выпала на долю мальчика из Пошехонской глубинки. Его поколение прошло сквозь страшные испытания, главное из которых – война. Привыкший с ранних лет трудиться, солдат Иван Смирнов и на фронте нёс на своих плечах самую тяжёлую ношу, выполняя «трудную работу» (М.Кульчицкий) рядового бойца, окопника.
Войну познал изнутри, со всех сторон, во всех проявлениях. Но ни разу не сник, не дрогнул душой, не опустил оружия советский воин. От предгорий Кавказа дошёл до Берлина. Участвовал в боях за Крым, за Северный Кавказ, освобождал Белоруссию, Литву. А уж как воевал – судите сами: орден Отечественной войны, медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Кавказа», «За взятие Кенигсберга», «За взятие Берлина», «За победу над Германией». Имеет благодарственное письмо Наркома обороны с личной подписью Сталина.
В краткие перерывы между боями удавалось писать стихи. Вот одно из них, датированное 42-м годом, Северо-Кавказский фронт.
Я люблю любовью нежной
Голубых морей безбрежье,
Только Рыбинское, наше,
Для меня родней и краше.
Я к тебе вернусь, приеду,
Только дай добыть Победу!..
Добыл солдат Победу. Неимоверно трудной ценой добыл. Выполнил обещание, вернулся. В мирное время получил высокие правительственное награды за трудовую деятельность – медаль «За доблестный труд», орденов Знак почёта и Дружбы народов.
Вот одна из моих дневниковых записей о том, как весной 1945 года в поверженной Германии знакомится ярославский набирающий силу литератор с уже известным к тому времени поэтом - старшим лейтенантом Сергеем Наровчатовым: «Сергей служил в редакции армейской газеты «Отважный воин». Чего-то он во мне заприметил, разглядел, почувствовал. Был дружелюбен и приветлив. Как-то разговорились и решили провести в дивизии литературный вечер. До сих пор удивляюсь своей смелости. Впрочем, если бы не Сергей… Нашли большой сарай в окрестностях Шверина, чудом уцелевший от бомбёжки, устроили импровизированную сцену, скамеек сапёры понаделали. В общем, это я и считаю своей первой творческой встречей с любителями поэзии. А его, любителя поэзии, – солдаты, офицеры, медперсонал – человек двести набралось. Ох, уж и хлопали! Особенно однополчане. Как сейчас всё помню. Тогда и решил, что главным делом моей жизни будет литература…».
Крепкая дружба навсегда связала москвича и ярославца после того памятного вечера, не раз пересекались творческие пути-дороги. Вскоре после войны Сергей Сергеевич рекомендовал нашего талантливого поэта в Союз писателей СССР.
После демобилизации подающий большие надежды литератор работает в рыбинской газете, затем возглавляет ярославскую «Сталинскую смену» (впоследствии «Юность») и отдел в «Северном рабочем». В 1963 году коллеги выбирают его председателем Ярославского областного отделения Союза писателей. Многие ярославские литераторы обязаны Ивану Алексеевичу своей творческой и жизненной судьбой. С теплотой и благодарностью вспоминают они те годы, когда Учитель ставил их на крыло, помогал издавать книги и получать квартиры.
Ни разу не отказал Иван Алексеевич поведать о встречах со знаменитыми людьми. Всегда с неизменной теплотой вспоминал дружбу с великими земляками А.А.Сурковым, М.С.Лисянским, Л.И.Ошаниным, Е.Ф.Савиновым, С.В.Смирновым. Но с болью, особенно в последнее время, говорил о нынешнем духовном и нравственном упадке, издательском беспределе, «завитушках вокруг пустоты».
Почётный гражданин города Пошехонье Ярославской области, писатель до конца дней своих держал тесную связь с малой родиной, переписывался с земляками, писал статьи и очерки в защиту родного края.
Пошехонье, стариной и новью
Ты достоин одоносных слов,
Пред тобой склоняюсь по-сыновьи,
Отметаю от тебя злословье, -
Пошехонофил – Иван Смирнов.
Честный, принципиальный и мужественный человек, он ни словом, ни делом ни разу не изменил своим жизненным и творческим принципам, оставаясь стойким и активным борцом за справедливость, за чистоту и красоту русского слова. Дружба его с белорусскими, чувашскими и писателями других братских народов вылилась в сборники высокохудожественных переводов.
В 2005 году Иван Алексеевич Смирнов на Всероссийском конкурсе военно-патриотической поэзии становится лауреатом премии имени М.Ю.Лермонтова. Для него эта награда особая, как он сам признавался. Дело в том, что ещё в 42-м, освобождая Тамань, поэт-фронтовик глубоко переживал осквернение фашистами Лермонтовских мест. Всё это было на его глазах и глубоко запало в душу. Тогда и родились строки:
Я однажды видал: вдали
Белый парус по морю плыл,
И с крутых берегов земли
Я тревожно за ним следил.
А над ним вместо странниц-туч
«Мессершмидт» кружил в вышине.
Я увидел с высоких круч
Гибель паруса на волне…
(«Парус», 1942 год, Крымский фронт)
Уже после войны, когда в Тамани вновь откроют музей М.Ю.Лермонтова, там появится стенд, посвящённый ярославскому поэту-фронтовику И.А.Смирнову, грудью защищавшему священную землю от фашистов. А в газете «Красная звезда» будет опубликовано стихотворение «Тамань», написанное в 1943 году на Северо-Кавказском фронте:
…Тамань, форпост степной земли,
Ты под пятой врагов,
И, зубы стиснув, мы ушли
С таманских берегов…
Таманцы не забывают нашего земляка. Вот строки из недавнего письма: «Дорогой Иван Алексеевич! С огромной признательностью и благодарностью к Вам обращаются сотрудники Таманского музея им. М.Ю.Лермонтова. Мы очень рады каждой весточке от Вас. Очень жаль, что расстояние разделяет нас. Но мы Вас помним, желаем Вам здоровья ещё на долгие годы, благополучия, любви и уважения окружающих Вас людей!..»
В архиве писателя не один десяток копий журналистских работ о нём, масса школьных сочинений по его творчеству, студенческие рефераты, научные работы по защите диссертаций и прочее.
Приходя к Ивану Алексеевичу, каждый раз со смущением спрашивал имена дам из его «женского батальона». Дело в том, что автор более двадцати поэтических и прозаических книг жил в многокомнатной квартире, полученной в советское время за особые заслуги перед городом, где с утра до вечера звенели ребячьи голоса. А он с ласковой улыбкой говорил:
- Дочь Ирина, внучки Лариса и Катя. Но предмет моей особой гордости – правнучки Алина, Полина, Лукерья и Аглая.
Из стихотворения «Что хочет народ фронтовой»:
Живы. Счастье отцовства дано.
Наши дочери – мамы давно.
Метят в дедушки наши сыны.
Мы стары, ветераны войны.
Мы стары, но жалеть свысока
Нас ещё погодите пока.
Жизнестойки, не сплошь ворчуны.
И не только внучатам нужны…
Нужны, Иван Алексеевич! Были и будете нужны многим и многим!
Евгений ГУСЕВ,
член Союза писателей России